|
Руки у
главы семейства были золотые: и избу
поставить, и часы отремонтировать он мог
запросто. В семье прибавление произошло: у Гути и Виктора появился маленький братик,
Саша. Но грянул 1941-й…
"Как-то сумели выжить".
Осенью ночью за ними пришли люди в форме.
Старший по званию проверил документы и
спрятал их в планшетку: "Они вам больше не
понадобятся!" Мария Браузе с маленьким
Сашенькой на руках без сил опустилась на
стул у двери, возле которой стоял
вооруженный солдат. Он-то и произнес
негромко: "Собирайте вещи".
- Какие вещи? Зачем? Нас все равно
расстреляют! - вырвалось у Марии.
Но Август Браузе внял совету и быстро стал
вязать в узлы одеяла, подушки, какую-то
одежонку. Вот с этими узлами их и погрузили
в машину, которая привезла их на станцию. А
там в "телячьи" столыпинские вагоны - и до
города Свободный, что в Амурской области.
Потом опять был кузов грузовика и неблизкий
путь сквозь по-зимнему промозглую тайгу.
Гутю и Виктора отец закутал в одеяла и
подушки. Сашеньку, которому не было и года,
мама прижимала к груди, согревая своим
теплом.
Выгрузили их - с десяток семей, все с
ребятишками - почти что в лесу, возле
кого-то дощатого барака, грубо сколоченного,
в щелях и проломах. Это и был их нынешний
дом - общий для всех "переселенцев"… Все они
были немцами. Такими же, как и Браузе, -
давно обрусевшими, пустившими корни в не
слишком приветливую для них русскую землю,
но- немцами. Это было их виной и бедой.
…Все вместе они прожили недолго. Вначале -
очень скоро - умер Саша, простудившийся в
дороге. Через несколько месяцев забрали
Августа Браузе - как всегда, ночью. Впрочем
не его одного - всех мужчин из их одиноко
стоявшего среди тайги - 20 километров до
ближайшего поселка Эльга - барака. Остались
только женщины и дети.
Юлиана Браузе родилась через год после их
приезда, уже после того, как отца увели из
дома. Родилась прямо здесь, в щелястом
бараке. Но - выжила, одному Богу известно
как.
Ночь, когда увели из барака мужчин, была не
последней черной ночью. Когда Юле было
полтора месяца, обитателей барака опять
разбудили в два часа. Всем женщинам велено
было собираться. Одним, без детей. Творилось
что-то страшное: дети кричат, цепляются за
материнские подолы, женщины тоже в крик…
Всех погнали за 20 километров в комендатуру.
Там вызывали к коменданту по очереди. Браузе
попросила, чтобы ее вперед пропустили:
"Ребенок дома маленький", - объясняла она
какому-то военному. "Сколько ребенку?" -
спросил тот. - "Полтора месяца". - "Черт, я
же говорил, чтобы тех, у кого дети до трех
лет, не брали!" - буркнул он себе под нос. И
отпустил ее домой…
Она вернулась к детям - единственная из
всего барака. На следующий день приехала
машина за ребятишками, их увезли по детским
домам. В так называемом "спецпоселении"
осталась одна семья Браузе - мать и трое
детей: Гутя (ей шел четырнадцатый год),
семилетний Виктор и грудная девчушка. Одним,
почти в лесу, им было бы уж точно не выжить.
Вот их и перевели в другой поселок - ХЭС.
Там были люди. И была шахта, на которую
пошла работать 14-летняя Гутя, - катала
груженные вагонетки. Мама работала на
лесозаготовках…
Малышку Юлиану выкормила грудью тетя Мотя
Медведева - у нее свой был такой же, вот
она, приходя в ясли, и чужую кроху кормила.
("Наверное, потому мне и выжить удалось", -
говорит Юлиана Августовна). По утрам ходили
с солдатским котелком за баландой. Мария
принесет жидкое варево и тут же посылает
Гутю: "Пойди, может, тебе еще дадут". И
девчонка бежит - в любой мороз зимой, в
осеннюю хлябь и сырость. А еще каждый месяц
ходили отмечаться в комендатуру за 12 верст…
Вот так и жили до 1953-го - до смерти
Сталина и последовавшей вскоре после этого
реабилитации всех "политических". И еще
четыре года после того этого…
Не поселилась в душе обида.
Из ХЭСа уехали в 57-м в северный Казахстан.
Юлиане было 15 лет. Ни в пионеры, ни в
комсомол ее, конечно же, не приняли, потому
продолжить учебу после окончании семилетки
для нее было делом непростым. Поступить
удалось лишь в сельхозтехникум. Потом
работала на птицефабрике в Тимашево, куда
она приехала к старшей сестре (Августа
перебралась сюда за несколько лет до этого).
Замуж вышла, сына Эдика родила. С жильем
были проблемы - моталась молодая семья по
чужим углам. Потому держаться ни за работу,
ни за сам поселок смысла не было. И в 1969
году она с сыном приехала в Новокуйбышевск.
Сельскохозяйственную специальность сменила
на строительную - стала крановщицей. И
строила добрую треть города: десятиэтажка на
улице Островского и "Дворянское гнездо" на
проспекте Победы, - ее крана дело. И еще
множество жилых домов и заводских построек…
И какими бы тяжкими ни были воспоминания о
детстве, проведенном в суровом Хабаровском
крае, голодном, без игрушек и семейных
праздников, они не сделали Юлиану Браузе
человеком озлобленным или суровым. Не
поселили в ее душе обиды. О том, что помнит
и что слышала от сестры, рассказывает
чуточку отстранено - будто бы не о себе и
своих близких:
- Трудно жили, ох, и трудно! Страшно даже…
Мама наша так ни разу в жизни ни слова о тех
годах не произнесла - не по силам ей было
вспоминать о них…
Жизненные трудности Юлиана Августовна Браузе
преодолевать умела. И сына подняла одна,
которым теперь ни перед кем похвастаться не
зазорно. Нынче вот внучке - 13-летней Эрике
- радуется, хоть и приструнить ее порой не
считает излишним. И с немалым энтузиазмом
общается в женском клубе с такими же, как
она русскими "фрау", изучая вместе с ними
язык предков ("А вдруг доведется побывать на
исторической родине?").
А еще "воспитывает" Юлиана Августовна
восьмикилограммового красавца Яшеньку -
"брюнета" кошачьей породы, который от нее ни
на шаг и готов на руках сидеть днями на
пролет. Вот как на этой фотографии.
Источник:
"Вестник", 1 ноября 2003 г.
Ольга Полежаева
|
