|
Устроились работать тут же, в хлеборезке.
Этим и спасла семью от голодной смерти,
собирая хлебные крошки и корочки. Отец, хоть
и был осужденным, а "вырос" до
бухгалтера лесоперевалочного комбината.
Когда родилась Тамара, кажется, получше
стало, хотя по сути, жили в тюрьме.
Да и как лучше? У Томы с братом одни ботинки
на двоих были. В апрельскую распутицу
натягивала валенки и шлепала в школу
навстречу брату, возвращавшемуся с уроков в
ботинках. На полпути переобувались.
Не забыть Тамаре Дмитриевне, как хвостом
ходили за матерью по длиннющим очередям -
чтобы на каждого из детей выдали хлеба. А
кирпичики - то были - половина с опилками,
половина с мякиной. За величайшее лакомство
почитали лепешки из мерзлого картофеля,
горький овсяной кисель. А уж если отец раз в
год мешочек яблок или арбуз домой принесет!..
- При этом папа втолковывал нам, - жить надо
честно. Был случай, у заключенного пропали
часы, кто-то показал на моего брата. Не
слушая оправданий, отец его выпорол. А часы
нашлись. Уже 90-летним папа просил у него
прощения. Это был единственный случай,
когда он поднял руку на кого-то из нас.
Несмотря на убогость жизни, дети об играх не
забывали. Собирались соседские ребятишки, и
начиналось: лапта, прятки... Помнит Тамара
Дмитриевна, как родители наказывали: " Вы
играйте, но за тот угол не забегайте. Там
чека, худо будет". Детям слышалось "чекистка",
и представлялась она им страшным пугалом,
потому родителей слушались. Это потом они
поняли, что говорили им о карауле с
автоматами. О репрессиях детям ничего не
говорили.
Все семейные мытарства Тамара списывала
на счет "трудного времени". Но когда,
уже взрослая, услышала правду, почему-то не
удивилась. Будто бы судьба была такая.
Настоящие беды начались, когда семью
отпустили из неволи. Кувшинниковы
собирались домой с радостью, продали, чтобы
хватило на дорогу, все что было - от
недостроенного собственного дома до
пухового платка. А приехали в Куйбышевскую
область... Ближе 40 км от режимных городов -
Самары, Чапаевска - прописываться с клеймом
"враг народа" нельзя. В деревне -
работать негде. Угла своего у семьи нет,
детские рты есть просят... " Я помню, мама
плакала навзрыд: отец от такой жизни
собирался покончить с собой, - говорит
Тамара Дмитриевна. - Да, видно, Бог помог -
нашлась ему работа.
Виктор Иванович в свои 70 до сих пор помнит
золотое слово деда: " Кто летом ходит с
ружьем и удочкой, зимой походит с палочкой и
сумочкой". Его "злостного кулака", в
24 часа выслали из добротного дома в
Красноармейском районе. Вместе с восемью
членами семьи. Среди них и Виктора
Ивановича, бывшего тогда полугодовалым
младенцем.
В холоде, голоде, болезнях везли Захаровых
и другие семьи в КомиАССР. Доставили до
тайги и бросили: стройте себе поселение!
Благо мужчины сплошь трудолюбивые были.
Скоро соорудили громадный барак, сложили
печки и разместились по три семьи в комнате.
Тут же устроили школу - на четыре класса
одно помещение. Потом и завод кирпичный
возвели, и смолокурню с лесопилкой, и на
полях успевали трудиться, работая днем на
колхоз, а ночью на семью.
Родители Виктора на новую власть особенно
обижены не были, довольствовались, что их
ценят (отца, например, в колхозе считали
отличным коневодом собирались отправлять
на выставку народного хозяйства, да печать
"враг народа" помешала). Но дед... В
результате "репрессий по политическим
мотивам" он лишился 450 десятин земли, 25
лошадей, 19 верблюдов, 70 овец, 10 коров,
косилок, сноповязок, четырех годовых и
двадцати сезонных работников! "Мне
советскую власть любить не за что, - бывало,
говорил он. - Я был хозяином, не покладая рук
работал, а остался ни с чем".
Как началась Великая Отечественная,
спецпоселенцы в Коми поговаривали: нас не
тронут, раз врагами народа считают. Но уже
через год отца и двух старших братьев
Захаровых взяли на фронт. За хозяина в семье
остался 13-летний Виктор. Хватил мужичок с
ноготок горя через край: и в леспромхозе
работал, и на электростанции, и на огороде.
Еле наскребали на еду. А однажды по морозцу
приехала комиссия и за неуплату продналога
выгребла из погреба все продукты, что были
заготовлены на зиму. И уж совсем плохо стало,
когда в дом принесли три похоронки.
Но есть у Виктора Ивановича и другие
детские воспоминания: "Чтобы как-то
прокормиться, ловили с братом клестов.
Однажды к Новому году набралось их у нас
штук сорок. Вениамин принес из тайги елку,
мы поставили ее посреди дома и птиц
выпустили. Что тут было! Они скакали по этой
елке, шишки шелушили, пели!"
Захаровых, как и Кувшинниковых, тоже
тянуло на родину. Вернулись в 1946-м, отдав за
билеты годовую пенсию семьи за
многодетность. Сначала самарские
родственники приютили, да не смогли долго
кормить ораву. И семья, состоявшая почти из
одних женщин, начала скитаться, пока не
осела в Томылово. А обустроились - Виктора в
армию забрали. Сжалось сердце, как прочел в
материнском письме: за неуплату
коммунальных услуг изъяли последнюю
швейную машинку, на которой бабушка шила
вещи на продажу. Не выдержал, взял
командировка домой, помог, чем мог. А скоро и
демобилизовался.
После армии Виктор остался работать в
Чапаевском военкомате, тогда и
познакомились с Томой. Ей 17, ему 24. "Он
чечетку хорошо танцевал - этим и взял меня",
- уверяет она, смеясь. Удивительно обоим
было: как Виктора, репрессированного, без
особой сложности отправили служить в
Румынию, а в военкомате допустили до работы
с секретными документами. " Оказалось,
наша семья еще в 1942 году была
реабилитирована! - возмущен Виктор Иванович.
- Мы имели право голосовать, могли когда
угодно покинуть поселение. Тогда нам об
этом почему-то никто не сообщил. Не выгодно,
наверное, было государству".
Молодожены обосновались в
Новокуйбышевске. Когда Виктор устроился на
НПЗ, у Захаровых, наконец, появилось свое
первое жилье. Комната. "Я в нее сестер,
мать привел, - вспоминает Виктор Иванович. -
Так и жили: всемером на 20-метровке. Даже кто-то
спал под кроватью. Но мы настолько были
воспитаны системой, что когда мне как
комсоргу цеха предложили получить квартиру
вне очереди, я отказался. Посчитал, что
стыдно будет людям в глаза смотреть".
Когда в 1991 году вышел Закон РФ "О
реабилитации жертв политических репрессий",
Виктор Иванович стал собирать документы на
реабилитацию всех членов семьи. Получил их
сравнительно легко. Сложности начались, как
надумал возместить причиненный Захаровым
ущерб: изъятие дедовского дома с
постройками не было зафиксировано нигде.
Пришлось искать свидетелей, доказывать в
суде. В результате три года назад четверо
оставшихся в живых Захаровых компенсацию
получили. Но "наследство" составило
всего по 2 тысячи рублей на человека. Есть у
реабилитированных некоторые льготы - ими и
приходится довольствоваться. Эта немолодая уже пара удивляется, как
легко на их глазах опускаются сейчас люди,
имеющие работу, квартиру, семью. "Мы
привыкли за жизнь бороться. Это, наверное, и
помогает по нынешним временам выживать - и
нам, и дочке с внучкой". Трудолюбием,
доставшимся по наследству и закаленными
годами, Захаровы действительно могут
похвастаться. Виктор Иванович, выйдя на
пенсию, долго заправлял делами на лодочной
станции - до сих пор его многие горожане "начальником
Криуши" кличут. Тамара Дмитриевна отдала
себя швейной фабрике. Всю душу вложили
Захаровы в единственного ребенка - дочь
Ольгу. И не скрывают гордости, что у той
образование университетское, что Надя,
внучка, заканчивает экономическую академию.
Судя по разговору, да и по семейному
фотоальбому, все поколения Захаровых -
народ дружный, веселый, жизнелюбивый. Но,
оставаясь друг с другом наедине, старики
начинают вспоминать. Листают "Белую
книгу", на 190-й странице которой значится:
"Захаровы", читают, плачут. И, не кляня
ни судьбу, ни государство, повторяют вновь и
вновь: не дай Бог повторится тому, что
пережили мы. |
